Никакой жизни на кладбище

Фото с сайта https://mhealth.ru/life/k-smerti-ya-neprichasten-ya-chestno-kopayu-yamy-monolog-mogilshika-s-18-letn...

Землекопы, работающие на воронинском кладбище, рассказывают о тяготах профессии и рыночных отношениях в похоронном бизнесе


— Официально мы работаем в муниципальном унитарном предприятии «Комбинат спецобслуживания». В Воронино нас здесь не четверо, а пятеро. Если мы вчетвером не справляемся, пятого привлекают по договору найма или как он там называется. А тех, кто реально здесь копает, человек 25. Здесь разные фирмы, и у всех своя бригада. Они официально обычно не устроены, они просто приходят, копают и каждый вечер наликом получают деньги. 

Алексей Семенов работает в муниципальном предприятии «Комбинат спецобслуживания» 12 лет. Вспоминает времена, когда землекопы комбината были монополистами и получали в месяц 35-40 тысяч рублей. Сейчас — 15 тысяч. Появились конкуренты, и работы стало меньше. 

— Сегодня у нас четыре могилы на четверых. И то, что я копаю сейчас — это бесплатная могила. Наша бывшая сотрудница, к матери ее подхораниваем. Все бесплатно: могилку копаем бесплатно, тропинку от снега тоже чистили бесплатно. Потому что реально у них денег нет. Ее на безродном хотели хоронить, хорошо, что объявилась дочь, вот мы ей и помогаем.

Могилу Алексей копает один. Очистить от снега место, пробить мерзлоту и в две лопаты выкопать могилу (одна штыковая, другая совковая) — на все уходит примерно два-три часа. Сегодня на улице уже тепло. Раздевалка, в которой можно погреться и обсушиться, километрах в трех от этого места. По трудовому договору можно греться каждые 15 минут из часа, но расстояния такие, что не набегаешься. 
— Сейчас нас хотят выгнать из нашей раздевалки, где мы находимся порядка восьми лет. До этого нам запретили принимать душ в здании администрации. Раздевалку эту мы сами построили, ее по документам нет. Когда возглавлял кладбище Орлов, оставались какие-то материалы, он сказал: вот, ребята, если хотите себе раздевалку, сами стройте. Ну мы взяли и сделали пристройку к гаражу. У нас там сушилка и комната приема пищи. Воды там нет, душа нет. Но хотя бы места достаточно. А сейчас нас со всем инвентарем хотят переселить в строительный вагончик. Тут же в одной крохотной комнате будут вещи сушиться, сырость, зарабатывать туберкулез как-то не хочется. Так что мы против. А нам начальник аргументирует тем, что нам этим вагончиком нужно пользоваться четыре раза по 15 минут в день. 

Землекопы живут по старым понятиям — до того как комбинат перестал быть монополистом. Служба городских кладбищ и Комбинат спецобслуживания с 2010 года — формально две разные организации. Землекопы работают в комбинате, которому раздевалка и здание администрации, где душ, не принадлежат. 

— Они не могут смириться с тем, что изменился рынок. До 2010 года копали только они. Теперь на этот рынок зашли частники, — рассказывает директор МКУ «Служба городских кладбищ» Елена Гарус. — Раньше был один комбинат. Но пять с половиной лет назад нас разделили. Потому что было письмо ФАС, что не может одна организация быть субъектом предпринимательства, то есть заниматься хозяйственной деятельностью и выполнять функции органа местного самоуправления, распределяющего бесплатно землю под захоронения. Так что остался Комбинат спецобслуживания и появились мы, которым переданы все городские кладбища, даже стихийно возникшие. Мы все делаем для населения бесплатно, за счет бюджета. Мы бесплатно раздаем места и бесплатно убираем кладбище. А землекопы комбината куда только на меня не писали: и президенту, и губернатору, и в полицию. Они искренне считают, что часть землекопов со стороны — это якобы мои. И что другие землекопы вообще не должны выходить и копать. 

Для нас все участники рынка равны. Наша служба просто бесплатно предоставляет места. ОБЭП несколько раз меня вызывал, проверяли. Землекопы писали, что с пособия, которое выделяется на захоронение, одна тысяча идет организации, которая взяла на себя заказ, одна тысяча землекопу, а остальное — мой личный доход. Вот меня ОБЭП спрашивает: а зачем вам несут эти пособия? Но пособие — это бумага, которая выдается в ЗАГСе. Мне ее даже не приносят. Пособие получают люди, не наша служба.






Есть такое понятие как «самокоп». Сейчас законом разрешено копать любому. Ведь у родственников может просто не быть денег для оплаты дополнительных услуг. Главное - выкопать могилу должны в строго отведенном на кладбище месте и по нормативу. Два метра длиной, полтора глубиной. С человеком, который хоронит родственника, заключают договор, где он обязуется соблюдать нормы и чистоту. А делает он все сам или нанимает кого-то со стороны, например, фирму — его личное дело. Землекопы «официальные» считают, что это почва для оплаты работ «черным налом».





«Комбинат спецобслуживания» - муниципальное предприятие, но на рынке такой же участник, как, допустим, частный «Белый ангел». Комбинат был в приоритете, когда распоряжался городскими кладбищами. Теперь он точно такой же объект предпринимательства, как и все остальные. Кроме того, что комбинат - единственная специализированная муниципальная служба, которая хоронит безродных. Она обязана это делать, даже себе в убыток. 

— Мы полукоммерческое предприятие, мы деньги зарабатываем сами, — рассказывает директор УМП «Комбинат спецобслуживания» Игорь Синичкин. — У нас есть только два контракта, по которому мы получаем бюджетные деньги. Один контракт — перевозка безродных до морга. До этого его два года выигрывал Центр ритуальных услуг. И через областной департамент соцзащиты мы захораниваем безродных. Оба эти направления убыточные. Например, перевозка безродного в морг, фактически это 1300 рублей, а платят 1000. За захоронение безродного нам платят около 6000 рублей, а фактически это обходится в районе 10 000. 





Комбинату спецобслуживания без землекопов, которым, как минимум, нужно копать могилы для бездомных, не обойтись. Предприятие муниципальное — должно обеспечить своим работникам зафиксированные в трудовом договоре минимальные условия труда. С профсоюзами этот минимум уже утрясен — в установленном вагончике должно быть тепло, свет, вода из кулера, умывальник с подогревом и микроволновая печь. Одна проблема — землекопы в вагончик переезжать наотрез отказываются. В этом случае их могут переселить на улицу Белозерскую, где собственно Комбинат спецобслуживания и располагается, но туда они тоже не хотят. Им говорят, что это «улучшение условий труда», но землекопы не согласны. 

— Наш директор Синичкин предлагает еще такой вариант, что мы будем базироваться на Белозерской, 30. А сюда нас будет автобус отвозить, — объясняет ситуацию землекоп Алексей Семенов. — В 8 утра начало рабочего дня. Если я буду на Белозерской, пока нас сюда привезут — это уже 9 утра. А мне до 11 часов нужно уже расчистить снег, продолбить мерзлоту, а там ее, может, по пояс, и вырыть могилу. То есть в 11 приедут люди, а я еще не копал. Мы так сорвем заказы. Он говорит: значит, наложим на вас штрафы. Я говорю: какие штрафы, если мне и так получать нечего. Он говорит: значит, будете в 7 утра приезжать. Я говорю: как я буду в 7 приезжать, если у меня рабочий день с 8 утра. 

— А руководство ваше не боится, что вы все уволитесь? 

— Наверное, не боится, им будет проще наш заказ отдать неофициальным землекопам. 





60 заказов в месяц в среднем. Зарплата у землекопа сдельная. С одного заказа им идет примерно 1200 рублей. За безродного меньше — 900 рублей. Умножаем на 60. Делим на четверых. Получаем 15 тысяч рублей в месяц. При этом добраться до кладбища нужно самим. 

— У нас на Бактине было как, — рассказывает землекоп Владимир Посников. — Было помещение: сушилка, столовая. К тому месту, где мы непосредственно копали, привозили вагончик, чтобы когда были большие морозы, мы могли туда зайти и погреться. Мы 3-4 раза в день туда ходили, сидели, отогревались и дальше шли копать. Вот это другое дело. А сейчас дожди пойдут. И что я буду с этой мокрой одеждой делать в этом вагончике? Развесить-то ее негде. Мы сейчас там поставим пять кабинок и пять тумбочек. И все, места нет. А самим что — стоять? 

Тут когда был мороз, я табуретку старую нашел и разжег ее, хотел руки погреть, — подхватывает Алексей Семенов. — Так прибежали, затушили. Гарус сказала: огонь не разводить. Было 35 градусов мороза. Кто уши отморозил, я вот руки. Но они прибежали, снегом забросали — нельзя костер. Мол, сейчас мы МЧС вызовем, уволим вас за это. Я говорю: ну идите, увольняете меня, а мне холодно. С дальнего квартала сейчас уже три километра идти, не набегаешься, чтобы погреться.





— А почему вы тогда за эту работу держитесь? 
— Да мы привыкли, тут все ребята по 20 лет работают. 

— А вы сколько лет здесь работаете? — спрашиваю у Владимира. 
— 19. 
— Так тебе же Брюханцев (начальник департамента городского хозяйства — прим. редакции) грамоту дал за 20 лет службы! 
— А, точно... 

— А к грамоте что-нибудь прилагалось? 
— Нет, только грамота, просто бумажка. 

Два других землекопа работают по 25 лет. Если бы не указ президента об изменении пенсионного возраста, то трое из четверых землекопов скоро ушли бы на пенсию. 

— У нас прежде была категория, сейчас мы бы с нею попадали под льготный уход на пенсию. С 60 лет. Но 3-4 года назад при Байкове нам убрали и категорию, и вредность. Так что будем работать до 65. Представляете, в 65 лет могилу копать! 

Сейчас снег сойдет и, как говорит руководство, землекопы перестанут жаловаться. Летом нужно подправить могилки, и этот неучтенный «доход» немного облегчит землекопам их бренную жизнь.